Публицистика

ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ В СИСТЕМЕ ВОЕННОГО ИСКУССТВА ЧЕРКЕСОВ

На всем протяжении своей истории человечество часто воевало. Война была и пока еще остается обязательным атрибутом социальных отношений. Прибегая к войне, как наиболее действенному и радикальному способу разрешения тех или иных социальных распрей, те или иные сообщества, желая добиться победы над своими противниками, пользовались разнообразным набором средств, среди которых важнейшим была военная хитрость. Она применялась и применяется до сих пор, сделавшись частью военного искусства. В боевой практике таких знаменитых полководцев, как Фемистокл, Ганнибал, Гай Марий, Спартак, Чингисхан, Ян Жижка, Наполеон и других, военная хитрость играла решающую роль.
Хитрость, как один из важных элементов военного искусства, отражена в трактатах знаменитых военных теоретиков. Китайский полководец Сунь-Цзы (VI-V вв. до н.э.), в своем труде «Искусство войны» писал: «Война — это путь обмана». Он считал, что для достижения победы недостаточно только «хорошо сражаться», так как «…тот, кто хорошо сражается, может сделать себя непобедимым, но не может заставить противника обязательно дать себя победить». В связи с этим, военная хитрость, по его мнению, является самым главным фактором осуществления победы. Сунь-Цзы на примере конкретных действий раскрывает сущность военной хитрости: «…если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; … приведи его в расстройство и бери его; … если он силен, уклоняйся от него; … если его силы свежи, утоми его; если у него дружны, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает».
Немецкий военный историк Карл фон Клаузевиц (1780-1831) в своем знаменитом трактате «О войне» посвятил военной хитрости отдельный раздел, в котором определил данное явление, раскрыв его сущность и истоки. По его мнению, «хитрость предполагает какое-нибудь скрытое намерение, и, следовательно, противополагается прямому, простому, т.е. непосредственному образу действия… Она является в сущности обманом». Подвижность «составляет стихию хитрости…», а хитрость — основу внезапности.
Исходя из концепций вышеперечисленных авторов, можно сделать вывод, что военная хитрость — это военные действия, основанные на скрытости и введении противника в заблуждение. Целью военной хитрости является сокрытие истины и навязывание противнику ложного представления о ней, для создания более выгодных условий достижения победы с минимальными затратами сил, времени и средств.
Черкесы, прославившиеся во многих странах как хорошие воины, тоже применяли военную хитрость в течение всей своей истории. Это объясняется тем, что им часто приходилось сталкиваться с противником, которого нельзя было победить традиционными военными средствами, в силу его значительного превосходства по каким-либо военным параметрам. Самые крупные битвы в черкесской истории, не обошлись без военной хитрости, разнообразной по своей сути.
В качестве примера можно рассмотреть сражение между войском старшего кабардинского князя Алегуко Шогенукова и объединенными силами его врагов, состоявшегося на реке Малке 12 июля 1641 года.
В рядах противников Шогенукова были отряды князей Идаровых, малокабардинцев, русских стрельцов, ногайцев, кумыков и чеченцев. Князь Алегуко, видя численное превосходство противников, пошел на хитрость. Свои главные силы, состоявшие из отборных частей кабардинской конницы, он спрятал в засаде в одном из ущелий, а оставшиеся отряды союзных ногайцев, разместил на переднем плане. По его замыслу ногайцы должны были завязать бой и притворным отступлением открыть тылы противника для нанесения удара отрядами, скрывавшимися в засаде.
Сражение началось с мощной атаки войска антишогенуковской коалиции на ногайцев, стоявших на передовой. Не выдержав этой атаки, ногайская конница стала поспешно отступать, завлекая за собой противника. Во время преследования войско коалиции разделилось на три части. В этот момент, главные силы Шогенукова выступили из ущелья и тремя конными лавинами атаковали противника с тыла, вклинившись между тремя его частями. Оказавшись расчлененным, коалиционное войско было окружено и полностью уничтожено.
Другим примером адыгского удальства и военной доблести, приправленных большой долей военной хитрости может служить Канжальская битва, которая произошла в 1708 году. Это было крупнейшим в истории Кабарды сражением, имевшим широкий международный резонанс. В этой битве кабардинцы смогли разгромить крымскую армию только за счет военной хитрости.
Весной указанного года армия крымского хана Каплан-Гирея, по некоторым данным насчитывавшая 44.000 человек вторглась в Кабарду и расположилась лагерем у горы Канжал, в верховьях р. Малки. Крымцы многократно превосходили силы кабардинцев, поэтому последние изменили тактику борьбы. В целях накопления сил и поиска удобного момента для нападения на проивника кабардинцы начали мирные переговоры с Каплан-Гиреем. Убедив его в своих мирных намерениях и заключив соглашение о перемирии, они добились своей основной тактической задачи — притупили бдительность вражеской армии. Позже в крымский лагерь прибыли мнимые кабардинские перебежчики, получившие задание перебить военачальников противника в назначенный час. Вечером условленного дня кабардинское войско скрытно выдвинулись к крымскому лагерю. Подойдя к нему ночью, кабардинцы перекрыли все выходы и полностью окружили его. Часть пеших отрядов проникла на вершину горы, у подножия которой располагались палатки противника. На передовой линии своего войска кабардинцы разместили 300 ослов, к спинам которых были прикреплены большие охапки сена, смешанного со смолой.
По сигналу, кабардинцы одновременно подожгли все охапки сена и уколами кинжалов, выстрелами и криками погнали ослов прямо на сонный крымский лагерь. Животные с ужасным ревом ворвались в лагерь, опрокидывая палатки, давя спящих людей и поджигая все, что могло гореть. Одновременно засевшие на вершине горы кабардинцы начали скатывать на вражеский стан огромные камни, сметавшие все на своем пути, и осыпать противника градом стрел. В лагере началась паника и страшная суматоха. Множество татарских лошадей, напуганных шумом и криками, устроило массовую давку людей и погром внутри лагеря. В этот момент кабардинские перебежчики истребили многих военачальников противника, лишив его боевого руководства. Когда крымская армия была полностью дезорганизована, в лагерь внезапно ворвалась кабардинская конница и устроила массовую резню. По словам Анри де ла Мотрэ, кабардинские всадники буквально «изрубили на куски … большое число людей». Многие крымцы в панике, ища спасения, бросались в пропасть и разбивались насмерть. В итоге этого побоища кабардинцы истребили более 30.000 воинов противника.
Не менее показателен исход знаменитой Бзиюкской битвы (29 июня 1796 года), являвшейся кульминационным моментом Гражданской войны в Западной Черкесии, где также все решила военная хитрость. В данном сражении одной стороной выступали шапсуги, а с другой — бжедуги. Численность шапсугского войска, подкрепленного абадзехскими ополченцами, составляла около 10.000 человек, а бжедугского — около 3.000-4.000.
Битва началась с яростной атаки шапсугов на противника. Бжедуги, в свою очередь, начали ложное отступление и заманили разоряченную шапсугскую конницу в засаду, где располагалась их пехота. Бжедугские пехотинцы открыли шквальный ружейный огонь по вражеской коннице, что привело ее в замешательство. Далее пехота и конница бжедугов одновременно с двух сторон атаковали шапсугских всадников, которые, не выдержав этой атаки, бросились бежать, смяв по пути часть своей пехоты. После этого бжедугские пехотинцы мощным напором атаковали шапсугскую пехоту, в то время как конные бжедуги продолжали преследование разбитой вражеской конницы. Шапсугские пехотинцы храбро сражались с бжедугами и не желали отступать, неся при этом большие потери. В этот момент бжедугская конница, возвращавшаяся после преследования, внезапно ударила им в тыл. Зажатые с двух сторон в тиски, шапсуги были полностью разгромлены и подверглись страшному истреблению. Их потери к концу боя составили по одним данным 800 человек, а по другим — 4.000.
Черкесы, исходя из своей богатой практики войн с превосходящими силами противника и постоянной угрозы возникновения данной ситуации, сформировали ряд боевых тактических приемов, в основе которых лежала хитрость.
Одним из приемов, наиболее часто применявшихся черкесами еще с давних времен, был так называемый «шу чапса» (цепочка всадников). Его сущность заключалась в следующих действиях. По сигналу конная партия рассыпалась в разные стороны. Каждый черкесский всадник увлекал за собой группу вражеских наездников. При этом он скакал, направляя лошадь из стороны в сторону. В то же время, чтобы не оторваться от своих преследователей, черкес замедлял бег своего коня или резко останавливался на месте. Когда преследователи настигали его, он быстро ускользал от них, отдаляясь на безопасное расстояние. В процессе этого преследования неприятельские всадники растягивались один за другим в цепочку, так как нет одинаково резвых и выносливых лошадей. В этот момент черкесский всадник резко разворачивался и скакал им навстречу. Используя копье, саблю или шашку, он по очереди расправлялся с каждым всадником, истребляя в итоге всю партию преследователей.
Во время отступления черкесы нередко использовали неожиданные контратаки. Данный прием применялся не только черкесской кавалерией, но и пехотой. Отступая, черкесы пытались расстроить ряды преследователей. Если в данной ситуации оказывалась кавалерия черкесов, то для достижения цели, она рассыпалась на мелкие партии, которые начинали маневрировать; а черкесская пехота использовала в этом случае неровности ландшафта местности. По команде черкесские воины разворачивались лицом к противнику и, мгновенно перестроившись в соответствующий боевой порядок, стремительно контратаковали его. В результате такой контратаки черкесы «буквально разносят на клочья в течение нескольких минут» своего противника.
Помимо этого, черкесы осуществляли ложные отступления с целью наведения противника на засады, которые они заранее устраивали на пути своего отхода. Об этом приеме упоминает С. Броневский: «подобо Парфянам, заманивают неприятеля в засады через притворное бегство. Опыты доказали, что бегущий Черкес не есть разбитый неприятель, и что никакая легкая, ни тяжелая конница не может держаться против конницы Черкесской». Данный тактический прием, применялся и черкесской пехотой.
В тактике черкесов немаловажное место отводилось и отвлекающим атакам. В этом случае, они «совершали ложные нападения на какой-либо пункт, используя для отвлечения противника часть партии. Когда же неприятель бросался на помощь атакованному пункту, главные силы переходили через границу километрах в двадцати от места ложного нападения» и двигались к основному объекту нападения.
Другой тактический прием, в основе которого лежала хитрость, назывался «шутка лисицы с волком». Он применялся черкесами при отступлении, когда они хотели сохранить свои основные силы или военную добычу, не вступая при этом в серьезный бой с преследователями. Для этого выделялась небольшая группа всадников, которая, как будто нечаянно, выезжала навстречу противнику. Оказавшись в поле его зрения, всадники имитировали страх перед преследователями и начинали бегство по ложному пути, увлекая их за собой. Пока неприятель преследовал их, основная партия черкесов уходила в другом направлении. Иногда черкесы выделяли несколько групп всадников, которые увлекали погоню по ложному следу в разных направлениях. Это приводило к полной дезориентации противника относительно основных сил черкесов.
В качестве элемента военной хитрости, черкесы иногда использовали боевой клич. Это происходило следующим образом. Убегая от преследователей, черкесы по возможности направлялись к лесу или к горному ущелью. Укрывшись в данных местах, они начинали издавать пронзительный боевой клич. В такой ситуации, по словам Т. Лапинского, «невозможно понять, происходит он из горла 13 или 100 человек…», Боясь ошибиться в численности черкесов, противник прекращал преследование.
Военная хитрость, укоренившись в боевой тактике черкесов, также проникла в систему их приемов индивидуального боя. К примеру, «всадник, оставив одну ногу в стремени, свешивался через бок лошади (допустим, справа), имитируя, что он убит. Когда преследователь догонял его с левой стороны, он неожиданно поднимался и стрелял в него».
Другой прием индивидуального боя, основанный на хитрости, развивал выше указанный тактический прием «шу чапса». Он осуществлялся только в том случае, если черкес был левшой. Сначала черкесский всадник выполнял соответствующие действия, для того чтобы вражеские конники растянулись в цепочку. Когда этот момент наступал, черкес разворачивался и устремлялся прямо им навстречу, держа клинок в правой руке, имитируя праворукость. Направляя своего коня под правую руку неприятеля и сблизившись с ним, он резко менял направление и оказывался слева от неприятеля. Мгновенно перекинув свой клинок из правой руки в левую, черкес начинал рубить врагов. При этом сам он подвергался меньшей опасности, так как враги были правшами и, защищаясь от его ударов, вынуждены были наносить ответные удары из неудобного положения — через голову коня.
В эпоху Кавказской войны черкесы столкнулись с противником (русской армией), который значительно превосходил их по техническим и организационным параметрам. Это обстоятельство привело к тому, что в военном искусстве черкесов, тактические приемы, основанные на хитрости, стали доминировать над всеми остальными.
Н. Дубровин отмечал, что «… преимущества русских отрядов заставляли черкесов только в самых крайних случаях действовать наступательно». «В больших массах черкесская конница любила действовать холодным оружием, и только тогда, когда была значительно сильнее русских числом и замечала в русской цепи или в рядах беспорядок. Но если черкесы видели свою слабость, то искусно скрывались за деревьями, за камнями и за другими местными преградами и почти никогда не встречали русские войска с фронта, а нападали на боковые цепи и на арьергард. С фронта они действовали только тогда, когда местность особенно способствовала преграждению пути завалами». Поэтому черкесы для русских отрядов были, по словам Дубровина, «невидимым противником», которого они «никогда не видали» и «причиною тому было сознание в превосходстве над собою русских отрядов».
Этой же точки зрения придерживался и И.Ф. Бларамберг, который, характеризуя военное искусство черкесов, отмечал, что «… их войны — не что иное, как вереница засад и внезапных нападений». Он также озвучил причины, обусловившие данное обстоятельство: «Все же при всей своей храбрости они ничего не могут поделать с русской пехотой. Они решаются атаковать русских на равнине только при условии внезапности, чаще же стараются заманить их в леса и ущелья, где русские могут наделать массу ошибок, если не будут знать их хитрости…». Бларамберг отмечал, что сло¬жившаяся у черкесов, в условиях существовавших реалий, боевая тактика, являлась достаточно эффективным средством противодействия русской армии: «… их никогда нельзя победить окончательно и полностью, так как они постоянно появляются и исчезают».
Подтверждением этому служат и слова Э. Спенсера: «Ко всей этой храбрости мы можем добавить, что они владеют таким же количеством хитрости, ловкостью, что абсолютно невозможно перехитрить их: враг никогда не может рассчитать их движений, т.к. появляясь как из-под земли, они сейчас находятся в одном месте, затем — в другом, и даже ползут, подобно змее в траве и удивляют часового, дежурящего на воротах крепости; одним словом, каждое дерево, утес и кустарник служит черкесу засадой». Он отмечал, что «эти хитрые горцы притаятся, скрытые в течение целых дней горными проходами и, когда представится подходящий момент, обрушатся на их жертву, подобно тигру, и скроются в горах».
Из всего вышесказанного, можно сделать следующий вывод. Военная хитрость менялась черкесами на протяжении всей истории и занимала очень важное место в системе их военного искусства, укоренившись в основе многих тактических приемов. В период Кавказской войны она постепенно превратилась в один из доминирующих элементов черкесского военного искусства. Причина, обусловившая столь значительную роль военной хитрости, заключалась в том, что черкесы, в силу сложившихся исторических обстоятельств, не могли достичь па¬ритета или превосходства над противником по ряду важных боевых параметров (численность, организация, техническое оснащение и др.). Именно в подобных ситуациях К. Клаузевиц видел истоки военной хитрости: «…чем более силы, подчиненные стратеги¬ческому руководству, оказываются по сравнению со своими задачами слабыми, тем стратегическое руководство будет более склонно к хитрости. Малочисленной и совершенно слабой стороне, которой уже не может помочь ни осторожность, ни мудрость, в тот момент, когда ее покидает сознавшее свое бессилие искусство, хитрость еще предлагает свои услуги как единственный якорь спасения». Прошлое военного искусства черкесов тому яркое подтверждение.

А.А. Остахов

Related posts

Leave a Comment