Фрагменты книги «Черкесия в картах». Карта, иллюстрирующая «Дневник пребывания в Черкесии» Джеймса Станислава Белла, эсквайра.
Карта составлена одним из наиболее выдающихся знатоков Черкесии – английским коммерсантом и политическим деятелем Джеймсом Беллом, находившимся в Черкесии на протяжении двух с половиной лет – с 24 апреля 1837 г. по 15 ноября 1839 г. Все это время англичанин вел подробный дневник, который в 1840 г. был издан в двух томах в Лондоне. (Bell J. S. Journal of a Residence in Circassia during the Years 1837, 1838 and 1839. In Two Volumes. L.: Edward Moxon, 1840. Русское издание: Белл Дж. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837-1839 годов. Пер. с англ. К. А. Мальбахова. Т. 1-2. Нальчик: «Эль-Фа», 2007).
Предыстория столь длительного пребывания Белла в Черкесии, сопряженного с огромным для него риском, связана с резко негативным восприятием в деловых и политических кругах британского общества как условий Адрианопольского договора 1829 г., так и того произвольного его толкования, которое, пользуясь слабостью Порты, позволила себе Российская империя. Не только узкая полоса побережья от устья Кубани до Аджарии, указанная в IV статье договора, согласно итогам войны отошла к России, но и вся Черкесия (Западная Черкесия, Северо-Западный Кавказ) по мнению царского правительства и по молчаливому согласию султанского кабинета, теперь становились частью владений российской короны. Британия имела свои собственные виды на турецкое наследство и стремилась всеми способами воспрепятствовать усилению позиций России в бассейне Черного моря.
Сразу после подписания русско-турецкого договора в Адрианополе, правящие круги Великобритании стали оспаривать правомочность такой территориальной уступки. Присоединение Черкесии к Российской империи было охарактеризовано как грубое нарушение Лондонской конвенции 1827 г., запрещавшей России искать территориальных приобретений за счет Османской империи. (Дегоев В. В. Большая игра на Кавказе и современность. М.: «Русская панорама», 2003. С. 60). Британские дипломаты и члены парламента подчеркивали самое важное обстоятельство для определения внешнеполитического статуса Черкесии, которое впоследствии повторял К. Маркс. Оно заключалось в констатации фактической и юридической независимости Черкесии, выражавшейся в емкой и одновременно точной формулировке, согласно которой Турция не могла передать России того, чем не владела сама. Отмечалось также, что само царское правительство никогда до 1829 года не признавало Черкесию турецкой территорией. (Там же. С. 122).
Осознание важности выработки принципиальной позиции по вопросу о статусе Черкесии в Лондоне наступило после подписания очередного русско-турецкого договора в Ункяр-Искелесси в 1833 г. Османское правительство, по этому договору, фактически, допускало Россию к контролю над проливами, обязавшись в случае войны между последней и третьей державой, закрыть для флота этой третьей державы вход в Черное море.
Столь мощное преимущество в Стамбуле было приобретено российской дипломатией благодаря тому, что корпус генерала Муравьева оградил османскую столицу от небывало успешной египетской армии Ибрахим-паши, дошедшей до берегов Мраморного моря.
В британской аналитике получила всеобщую поддержку идея «разгерметизации» Черного моря, которое в конце 20-х — начале 30-х годов XIX века едва не превратилось в «русское озеро». Эксперты в области британских интересов на Ближнем и Среднем Востоке подчеркивали необходимость создания независимого черкесского государства под протекторатом Великобритании. Черкесия рассматривалась всеми, без исключения, британскими авторами как самый действенный барьер на пути царской экспансии в направлении Турции, Ирана и Индии. Первой задачей в реализации стратегии сдерживания являлось установление свободной торговли Запада с Черкесией. В конце 20-х годов Де Ласи Эванс выдвинул идею коалиционной войны Англии, Франции и Турции против России, предвосхитив почти на четверть века создание такой коалиции в период Восточной войны (1853-1856 гг.). (Там же. С. 58).
В британской позиции, тем не менее, наметилось, по крайне мере, два существенно противоположных подхода. Правящие кабинет и партия делали ставку на политико-дипломатические и экономические методы противодействия российской экспансии. Тогда как оппозиция, весьма сильная в этот период, клеймила правительство за слабость и потакание агрессии. Крупные британские торговые дома и банки, ведущие дела на территории Османской империи, а также достаточно явно – британское посольство в Стамбуле – поддерживали стратегию оппозиции и апеллировали к вечным ценностям британского общества. Они заявляли, что стремление аннексировать Черкесию является абсолютно незаконным действием со стороны России и что англичане обладают неотъемлемым правом вести свободную торговлю с свободной страной – Черкесией. А это освященное веками право должно быть, в случае необходимости, поддержано британским флотом. К числу наиболее последовательных и горячих сторонников такой линии поведения в отношении могущественной восточной империи относился секретарь английского посла в Стамбуле Давид Уркарт и крупный предприниматель и судовладелец Джеймс Белл.
В 1834 г. Д. Уркарт совершил краткий, но весьма грандиозный по последствиям визит в Черкесию, где встретился с военно-политическими лидерами адыгов. Несмотря на свой скромный пост, Уркарт организовал и возглавил мощное политическое движение, направленное на коренное изменение британской внешней политики на Востоке. Его трехдневный визит в Черкесию имел огромное значение для налаживания военной и политической поддержки черкесов со стороны Великобритании. Визит в Черкесию стал одним из наиболее романтических эпизодов его бурной биографии. Он сумел произвести незабываемое – и через многие годы – впечатление на вождей Черкесии, которые предложили ему возглавить их конфедеративный союз. Уркарт отклонил это предложение, убедив черкесов, что сможет быть гораздо полезнее для целей их борьбы, находясь в своей стране. Ни одно государство, подчеркивал Уркарт, никогда не владело Черкесией. По этой причине Черкесия не может быть заполучена путем уступки. Страна размером с Шотландию, восхищался британский дипломат, успешно сопротивляется «миллиону штыков»: «Россия никогда не сможет покорить черкесов Черного моря». (Robinson G. David Urquhart. Some Chapters in the Life of a Victorian knight — errant of Justice and Liberty. Oxford: Basil Blackwell, 1920. P. 54-55).
Следом за демаршем Уркарта последовали разведывательные визиты британских судов к берегам Черкесии.
Наконец, когда полемика вокруг позиции британского кабинета и британской дипломатии по отношению к Черкесии достигла максимального накала, братья Белл из Глазго – Джордж и Джеймс – снарядили шхуну «Виксен» и под руководством Джеймса она направилась в Черкесию, дабы на деле продемонстрировать решимость прорвать незаконную блокаду свободной страны.
В отношении (рапорте) барона Розена к графу Чернышеву от 24 декабря 1836 г. сообщалось об аресте «Виксена»: «Командующий отрядом военных судов Абхазской экспедиции контрадмирал Эсмонт доносит мне, что 12-го числа прошлого ноября, при свежем SW ветре, прошла в виду Геленджика по направлению к Суджукской бухте шкуна, флаг коей при пасмурной погоде нельзя было заметить. Для преследования ее немедленно послан был бриг Аякс, который нашел сие судно в Суджукской бухте близ берега на якоре, где производилась с него выгрузка. Шкуна сия оказалась английская купеческая под названием Виксен, которая прибыла в 8 дней из Константинополя с грузом 100 тонн соли. По доставлении ее на Геленджикский рейд, она оставлена была под надзором в карантинном положении. Между тем сделано распоряжение о дознании: не было ли на ней доставлено горцам оружия и огнестрельных снарядов. Наряженная контр-адмиралом Эсмонтом для рассмотрения дела о сем судне Призовая Комиссия, на основании Высочайше утвержденной 4-го марта 1832 года 12-й статьи, признала сие судно правильным призом. После чего она с приличным караулом и конвоем брига Аякс отправлена в Севастополь, а дело о ней представлено на разрешение высшего морского начальства». (АКАК. Т. VIII. Тифлис, 1881. С. 859).
Захват шхуны «Виксен» и арест экипажа послужили началом резкого обострения англо-русских отношений, которые едва не закончились вооруженным противостоянием двух империй.
Инцидент с «Виксеном» имел долговременные последствия для внутриполитической жизни Британии. Дебаты в парламенте имели важнейшее значение для коррекции официального курса Форин Оффис в отношении царской агрессии в Черкесии. 17 марта 1837 г. консервативная оппозиция поставила вопрос о международном статусе Черкесии, сделав основным пунктом своего заявления тезис о том, что Турция не имела права передать России территорию, которая никогда ей не принадлежала. Захват «Виксена» и, в целом, все действия России в Черкесии расценивались как грубый произвол. Тори (консерваторы) считали, что британское правительство обязано ответить достойным образом на оскорбление национального флага. Премьер-министр Пальмерстон подвергся резкой критике за трусливое и примирительное поведение и неспособность отстоять священное право своей страны на свободную торговлю с фактически независимыми черкесами, населяющими фактически никому, кроме них, неподвластные земли. В итоге восторжествовала умеренная позиция, персонифицированная в лице Пальмерстона. Вопрос о поддержке Черкесии обсуждался на самом высоком уровне – в британском парламенте – еще не раз, но не привел к практической реализации курса на поддержку борющегося народа Черкесии. (Дегоев В. В. Большая игра на Кавказе… С. 121-138; Gleason J. H. The Genesis of Russophobia in Great Britain. A Study of the Interaction of Policy and Opinion. Cambridge, 1950. P. 164-204 (глава VII: «Дэвид Уркарт. Виксен»).
Возвращаясь к Беллу, отметим, что вторая его поездка приобрела характер политической миссии и началась 1 апреля в Стамбуле, куда он был экстрадирован незадолго перед этим из Одессы. Не тратя ни одного дня на отдых, Белл сразу же приступил к организации своей длительной миссии в Черкесию. Видно, что он был крайне уязвлен своим арестом и конфискацией «Виксена». (Белл Дж. Дневник пребывания… Т. 1. С. 13).
Его пребывание в Черкесии тщательно отслеживалось царским командованием в регионе и посольством в Стамбуле. Рапорт генерал-майора Н. Н. Раевского, написанный в апреле 1838 г., пересказывает основные меры, направленные на противодействие деятельности Белла и сопутствовавшего ему на протяжении первого года его нахождения в Черкесии, английского журналиста Джона Лонгворта.
«Горцы, проведав об угрожающей им с весной 1837 года экспедиции ген. Вельяминова, положили новым собранием отправить в Константинополь двух узденей 1-й степени именно: натухайца Мегмета Каас и шапсуга Куриоко Цинамес. Им поручено было узнать, можно ли надеяться на обещанное покровительство и умолять об отправлении вспомогательных войск. При самом их отъезде (в первых числах апреля) английские агенты прибыли на берег Губы-Дживка, что на севере от Геленджика; то был опять Белль с товарищами. Хотя захваченный в предыдущую осень нашими крейсерами в Сунджукской бухте на шкуне «Виксен» и едва освобожденный Белль вновь приехал из Константинополя. Достойно замечания, что он там был снабжен английским послом паспортом в Черное море. Белль остановил горских послов, заклинал собрание отказаться от всяких переговоров с русскими до получения дальнейших распоряжений. Собрание шапсуг и натухайцев немедленно сообщило о сем абазехам и джикетам, приглашая их действовать согласно с ними.
Вскоре Лонгворт с товарищем прибыл к Пшаду на турецком судне, нагруженном свинцом и сталью; вслед за ним явился Наго-Измаил, посланный Сефер-Бея. Белль, Лонгворт и Наго-Измаил вручили горцам бумаги от имени Сефер-Бея и английского правительства. В этих бумагах советовали горцам явиться к русским с обещанием прекратить набеги в наши границы и с требованием, чтобы и русские с своей стороны прекратили военные действия и чтобы Россия, не имеющая на них права, признала бы, по примеру Англии и других, их независимость. Если же русские, сказали англичане, не прекратят военных действий, уведомите о том в Константинополе через Наго-Измаила и к вам приплывет союзный флот европейских держав, султана и Египетского паши, состоящий из 300 судов с десантным войском и нужными снарядами; мы же у вас остаемся в залог обещаний. 15-го мая генерал Вельяминов прибыл с отрядом в Геленджик; к нему явились посланные шапсугов и натухайцев с вышеописанными предложениями, с решительным отказом в покорности и с объявлением, что король английский взял на себя посредничество между ними и русскими.
Несмотря на старания англичан, горцы не могли иметь на долгое время несколько тысяч войска в постоянном сборе. Средства к его существованию скоро истощились, а способов к их подвозу не было. По причине безначалия между ними каждый по произволу более или менее оставался в сборище; при появлении, где бы то ни было, нашего войска, горцы стекались со всех сторон; число их то увеличивалось, то уменьшалось. Когда на Пшаде генерал Вельяминов строил укрепление, англичане, окруженные горцами, осматривали с высоты окрестных гор наши работы.
Бель выписал из Трапизонда на 5.000 турецких пиастров пороху. Судно [на котором привезли порох] было захвачено нашими крейсерами, но порох был уже выгружен. Лонгворт на большой турецкой лодке доставил горцам железа, серы и других припасов на 30.000 пиастров.
В начале осени новые агенты, именно: капитан Маррин и лейтенант Иддо прибыли к Черкесским берегам на английском купеческом двухмачтовом судне, нагруженном военными припасами. Судно сие миновало Фаззы (что почти в 35 французских милях на запад от Трапезунда по южному берегу Черного моря) и пристало не в дальнем расстоянии от Геленджика, у небольшого залива Дживка. Судно сие, по словам черкесов, прибыло прямо из Англии. В ноябре они снова приехали в Синоп. Капитан Маррин и находившийся при нем ренегат поляк Палинский обещали весной возвратиться на Кавказ и соединиться с Беллем и Лонгвортом. Лейтенант же Иддо отправился в Англию с образчиками серы, свинцовых и других металлических руд, найденных в горах. Добывание тех металлов, говорили англичане горцам, должны для вас обратиться на гибель русским.
В конце осени, по возвращении уже действующего отряда, еще другие турецкие суда с военными снарядами и припасами прибыли к разным пристаням горцев; на одном из них привезены депеши к английским агентам. По получении их, агенты сии немедленно начали через натухайских старшин созывать собрание всех закубанских черкесов. Сборным местом была долина Хапль у реки того же имени. Цель собрания была объяснить всем необходимость общего союза противу русских. Первый опыт сего союза был безуспешен – верховые шапсуги, войдя в ссору с низовыми шапсугами и натухайцами, разогнали собрание.
Я на днях ожидаю подробные и достоверные известия о последующих действиях англичан в конце зимы. Уже до меня дошли следующие сведения, которые заслуживают внимания. Ныне англичане ласково принимают наших беглых, особенно поляков, стараясь вооружать их противу нас; старание до сих пор неуспешное. Беглые большей частью обращались в рабы, продавались в Трапезунде, где откупщики медных руд покупали их для работ, но с построением новых крепостей и с большей бдительностью [наших] крейсеров, вывоз стал затруднителен; в горах цена на рабов упадает… и число беглых, живущих там на свободе, увеличивается. Уже в стычках доходили до нашей цепи стрелков крики на польском языке, «цельте в черных». Беглые в черкесской одежде друг другу сими словами означают по платью наших офицеров.
Захватить живыми сих англичан, всегда вооруженных и тщательно охраняемых кунаками, почти невозможно. Один сего не совершит, а между несколькими тайна не сохранится; посему зачинщики устрашатся кровного мщения, которому они неизбежно подвергнутся с семействами. Для тайного убийства достаточно одного человека, но и предложить таковую меру постыдно. Остается верное и законное средство.
Подданные союзной державы, которые третий год возмущают противу нас народы, которые принимают преступных поляков, которые, поощряя к побегу наших солдат, вооружают их противу нас, вынуждают наконец к мерам решительным, мерам признанным всеми европейскими державами. Я говорю о торжественном объявлении их нарушителями общего спокойствия и о обнародовании оценки головы их.
Если великодушное правительство желает оказать им последнее снисхождение, то уведомив их о сей мере, можно дозволить им свободный выезд из гор; в случае же их отказа, я ручаюсь что виновные головы мне будут представлены. Ген-м. Раевский». (Шамиль – ставленник султанской Турции и английских колонизаторов. Тбилиси, 1953. С. 142-144).
Предложение Раевского было одобрено императором, о чем в мае 1838 г. не замедлил сообщить военный министр, граф Чернышев: «государь император высочайше повелеть изволил обратиться к последней крайней мере, предлагаемой генерал-майором Раевским». За живых англичан назначалась награда по 500 червонцев за каждого, но смысл инструкции допускал и физическое устранение, не оговаривая конкретной цены: «головы их, как преступников, будут оценены». (Там же. С. 145).
Тем не менее, многочисленные лазутчики, имевшиеся в распоряжении царского командования, не сумели справиться с задачей пленения англичан, которые продолжали действовать весьма эффективно, если судить по многочисленным отчетам командования.
Так, в отношении военного министра сообщается об организации Беллем регулярного сообщения с Самсуном: «известный Белль успел устроить постоянное и правильное сношение с портом Самсунским и употребляет для сего шесть легких судов или лодок, которые, отправляясь при хорошем ветре из Самсуна около вечера, достигают обыкновенно Черкесских берегов в ночь следующего дня». (Там же. С. 147).
Фото Хусейна Даурова
© adigasite.com