Дезассимиляционные процессы и конструирование «черкесской диаспоры» в современной Турции
Иванова Вероника Витальевна, кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры Философии и культурологии Востока Философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета, младший научный сотрудник отдела Южной и Юго-Западной Азии Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого Российской академии наук (г. Санкт-Петербург)
Актуализация «черкесского вопроса» на Северном Кавказе неразрывно связана с деятельностью т.н. «черкесской диаспоры» в Турции. Однако само понятие «диаспора» применительно к черкесам, проживающим на территории Турции (1), стало использоваться сравнительно недавно для решения конкретных политических задач. Политический аспект проблемы обусловлен как общемировой конъюнктурой, так и собственно внутренней политической ситуацией в Турции.
Несмотря на распространившуюся в России в последнее время «неряшливую тенденцию называть диаспорой любую этническую группу, кроме так называемых титульных наций» [Милитарев 1999: 24], общепризнанные научные определения диаспоры [Cohen 1995: 5-18; Safran 1991: 83-84; Тишков 2000: 50] предполагают наличие сильной этнической идентичности и групповой солидарности, мифологизацию родины и восприятие ее как «места неизбежного возвращения» [Safran 1991: 84]. Одной из важнейших характеристик диаспоры является ее дистанцированность от принимающего общества: «Идеология диаспоры предполагает, что ее члены не верят в то, что они есть интегральная часть и, возможно, никогда не смогут быть полностью приняты обществом проживания и по этой причине хотя бы частично чувствуют свое отчуждение от этого общества» [Тишков 2000: 49].
В то же время мусульманские переселенцы с Кавказа, попадавшие под власть османского халифа, не испытывали сложностей в идентификации себя с принимающим обществом и были хорошо интегрированы в сложную иерархию Османской империи. Более того, миграционный процесс второй пол. XIX в. был инициирован самой Османской империей при поощрении России и поддержке Англии, помогавшей в разработке плана переселения [Allen-Muratoff 1966: 17]. Приток мусульман с Северного Кавказа должен был способствовать решению нескольких важных задач: изменению этнорелигиозной ситуации в областях с христианским населением, подавлению национально-освободительного движения христиан на Балканах и в арабских провинциях (Сирии, Ливане, Палестине), восполнению дефицита рабочих рук в Малой Азии, повышению боеспособности османской армии, усмирению курдов, друзов, армян и малоазиатских кочевников [Тимошенко 2008: 14; Чочиев 2001: 165-166]. К переселенцам был применен исламский термин «мухаджиры», концептуально обосновывающий вынужденность и временность их перемещения из немусульманского государства в мусульманское и предполагающий их непременное возвращение на родину после установления там исламского правления.
Новое мусульманское население было воспринято как материал, способный скрепить части распадавшейся империи и оздоровить ее. Кроме того, северокавказских мухаджиров предполагалось использовать в возможных войнах с Россией на Кавказском фронте, преподносившихся как продолжение джихада. По этой причине российская дипломатия приложила максимум усилий, чтобы договориться о запрете мухаджирам селиться вблизи от своих границ [Сотниченко 2011: 23], а также препятствовала их возвращению на Кавказ [Тимошенко 2008: 16].
В то же время ко всем переселенцам с Северного Кавказа вне независимости от их этнической принадлежности применялся этноним «черкесы», в чем также усматривается определенный политический интерес. Конструированием особой, собственно черкесской идентичности занялись еще с 30-х гг. В Лондоне под руководством Д. Уркарта и Дж. Белла было создано тайное общество «Защитники независимости Черкесии», а в Стамбуле – «Черкесский комитет» [Басиева 2011: 19-22; Сотиниченко 2011: 16; Тимошенко 2008: 13]: «Лондонский и стамбульский черкесские комитеты были связаны с парижским центром польской монархической эмиграции и проводили антирусские акции на Северном Кавказе… Под влиянием польских эмигрантов кавказский вопрос вызвал широкий отклик в Европе, став важным орудием антироссийской пропаганды» [Тимошенко 2008: 13, 23].
Пришедшие к власти после революции 1908 г. младотурки, выбрав пантюркизм в качестве своей основной идеологии, совмещали его с панисламистской пропагандой на Кавказе, поощряя османских черкесов к решительным действиям [Сотниченко 2011: 19-21; Сотниченко 2009: 170-173]. В этот период времени черкесская община начинает стремительно развиваться. В 1908 году в Стамбуле организуется Черкесское общество единения и взаимопомощи, среди участников которого были маршалы и генералы османской армии. Поскольку одной из основных целей общества являлось достижение независимости Кавказа [Aksoy 2003: 100-101], для более активных действий в этом направлении в 1915 было создано Общество Северного Кавказа. Черкесское общество единения и взаимопомощи вплоть до начала Первой мировой войны выпускало газету на турецком и кабардинском языках, с 1910 г. открывало школы на Кавказе, где преподавание велось на кабардинском. Аналогичные школы на территории Турции были открыты образованным в 1918 г. Обществом единения черкесских женщин.
Однако всем инициативам по укреплению черкесской идентичности был положен конец с установлением нового государства – Республики Турция. Уже на Лозаннской конференции, когда лордом Керзоном был поставлен вопрос о признании черкесов одним из национальных меньшинств, Исмет-паша категорически отверг это предложение со словами: «Черкесы наши родные братья. Мы не можем рассматривать их отдельно от нас как христиан и иудеев, отделять их» [Güsar 1975: 24-25]. Вслед за этим все черкесские организации и школы были закрыты, начались судебные преследования организаторов и учителей, четырнадцать черкесских деревень были подвергнуты принудительному переселению, а черкесские ученики выгонялись из военных школ с формулировкой «отсутствует принадлежность к турецкой расе» [Güsar 1975: 26]. По закону 1934 г. черкесы должны были отказаться от родовых имен и принять турецкие фамилии.
Ассимиляторская политика по отношению к черкесам проводилась в русле общего процесса установления языковой и культурной гегемонии новой турецкой нации, отождествляемой с тюркским этносом. Поскольку для черкесов предпочтительнее была исламская идентичность и, соответственно, сохранение Османской империи и халифата, они стали восприниматься как предатели, реакционеры и противники Республики, а само слово «черкес» было на долгие годы выведено из политического дискурса [Yağan, Serbes 2010]. В широкой оборот вошло выражение «изменник-черкес», отсылающее к личности Черкеса Этхема — руководителя знаменитой «Зеленой армии» (Кува-и Сейяре), одной из основных сил национально-освободительного движения. (2)
Ситуация начинает меняться лишь ко второй пол. XX в. с окончанием Второй мировой войны и новой ролью Турции в реалиях холодной войны. Уже в 1946 г. в Стамбуле выходцами из Крыма, Центральной Азии, Азербайджана и Северного Кавказа создается Ассоциация взаимопомощи «Дружеская рука», пропагандирующая через свой неофициальный печатный орган – «Журнал Кавказ» – идеи тюркского и исламского единения, а также распространявшая антикоммунистические и антисоветские настроения.
К 50-м гг. из Ассоциации выделились самостоятельные организации, занимающиеся вопросами Крыма и Центральной Азии, что позволило ей в 1952 г. сменить название на «Кавказская культурная ассоциация». Журнал «Новый Кавказ», выходивший с 1957 по 1962 гг. уже затрагивает тему единения черкесов, вновь актуализируя вопрос черкесской идентичности. В оборот начинает вводиться словосочетание «черкесы Турции». Редактор журнала и один из организаторов ассоциации, Васфи Гюсар, применяет в процессе работы над «черкесским вопросом» опыт и знания, которые получил в ходе участия в Черкесском обществе единения и взаимопомощи в начале XX века.
В 1961 г. происходит еще одно знаковое событие — Кавказская культурная ассоциация открывается уже в столице Турции, Анкаре, что означает ее неофициальное признание на правительственном уровне. Однако вплоть до 70-х гг. деятельность черкесских организаций носит достаточно искусственный характер и имеет преимущественно локальное значение. Именно в 70-е гг. развивается идея о необходимости возвращения на родину, чтобы обратить вспять ассимиляционный процесс и возродить (а по сути, создать) черкесскую нацию. Формируется набор ключевых понятий: основная родина (анаватан; в противовес просто родине — ватан), эмиграция (мухаджерет), ассимиляция, воссоединение и возвращение. Использовавшееся до этого момента понятие «переселение» (хиджрет/гёч) сменяют «вынужденное переселение» (меджбури гёч) и «изгнание» (сюргюн).
Набравшая к 70-м гг. значительные темпы урбанизация обеспечила приток в крупные города деревенской молодежи из черкесских анклавов, сохранивших благодаря своей изолированности родные языки и этническую идентичность [Boz 2010: 22-23]. Попав на нижнюю ступень городской иерархии, молодые черкесы примкнули к левому движению. Часть из них надеялась добиться преобразования турецкого общества, другая стремилась вернуться на исконную родину, выдвигая националистические идеи. Однако их национализм был ответом на радикальный турецкий национализм, распространившийся в то время. Противостояние достигло предела в 1977 г., когда неизвестные в Анкаре обстреляли членов Культурной ассоциации Северного Кавказа, стоявших на улице после собрания. Несколько человек были ранены, один – Цей Махмут Озден — погиб, став для черкесов-социалистов героем, павшим в борьбе с «фашизмом».
Военный переворот 1980 г. на время подавил националистические настроения, приостановив деятельность ряда организаций. Многие черкесы, относящиеся к тюркским этносам, разделили вводимую сверху концепцию тюрко-исламского синтеза и приняли турецкую идентичность, наполненную новым содержанием. Часть примкнула к начавшим стремительно распространяться религиозным организациям и фондам. Многие продолжали оставаться в русле черкесской национальной идеи.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. В Турции под черкесами понимаются представители всех этносов Северного Кавказа. В связи с невозможностью провести разграничение, далее в тексте данный этноним также будет использоваться в обобщающем значении. По различным оценкам, в Турции проживает от 500 тысяч до 15 миллионов черкесов. Согласно научным данным, представленным в труде Ондера по этническому устройству Турции, адыгов насчитывается 200 тыс., абхазов -50 тыс., других — 300 тыс. [Onder 2011: 302]. Что касается самоидентификации турецких черкесов, то по проведенным в Западной Анатолии исследованиям большинство опрошенных разделяют прежде всего мусульманскую идентичность. За нею следует в порядке убывания черкесская, адыгская, тюркская/турецкая, абхазская, чеченская, аварская, осетинская [Aslan 2005: 63-67; Aslan 2007: 13-17]. Кавказская выступает как идентичность высшего уровня, черкесская из этнической преобразуется в социальную, что может свидетельствовать как об иерархии, так и о хаосе идентичностей.
2. Называвший себя «независимым командующим» Черкес Этхем выступил против создания неэффективной, по его мнению, регулярной армии и пошел на прямую конфронтацию с Великим национальным собранием Турции. За это он был объявлен изменником родины и вынужден эмигрировать [Kutay 2004; Sener 1986; Хотко 802-822].
Источник: Первоочередные меры по противодействию использования т. н. «черкесского вопроса» в эскалации напряженности, экстремизма и терроризма на Северном Кавказе.
«Научное общество кавказоведов»
Журнал «Архивы и общество»